«Я не понимаю, зачем нам столько цветов?» - говорит он всякий раз, когда остаётся поливать их во время моего отъезда. И объяснить я ничего не могу, потому что и сама не знаю, зачем нам столько цветов. Должно быть это болезнь.
Болезнь начиналась с небольшого: с желания украсить голые подоконники квартиры, расцветить живой зеленью открывающийся за окнами пейзаж Москвы. Один цветочек куплен в магазине, другой - у бабушки возле метро, третий взят ещё череночком у соседей, четвёртый принесён в букете и внезапно пустил корни в вазе… постепенно они заполонили все подоконники. Они требовали ухода и внимания. Так болезнь стала запущенной - ну как насморк вдруг переходит в воспаление лёгких. На этой стадии был совершён решительный шаг: куплен справочник по комнатным растениям известного всем цветочным маньякам авторитета – доктора Д.Г.Хессайона. Доктор делает страшное дело: превращает цветовода в коллекционера. Цветовод, ранее лелеявший свои растения как домашних животных, начинает рассматривать их как предметы вожделения. Раньше он просто любил смотреть, как из семян прорастают листочки, набирают бутоны. Теперь он начинает их классифицировать и намечать новые объекты для приобретения под лозунгом «хочу такую». И «такие» незамедлительно приобретаются.
Вскоре у цветовода накапливается достаточно познаний для того, чтобы обсуждать с коллегами по психопатологии частоту цветения пеперомий, выяснять опытным путём, может ли выжить колокольчик равнолистный на окне, выходящем на северную сторону (не может), и обмениваться листиками особенно красивой глоксинии. Продвинутый цветовод даже знает, что глоксинию на самом деле надо звать синнингией, сциндапсус – эпипренумом, и понимает, чем отличается юстиция Бранже от белопероне капельной (ничем, это одно и то же). В конце концов, продвинутый цветовод превращается в пресыщенного. Он оставляет попытки вырастить у себя селагинеллу, которая под банкой плесневеет, а без банки сохнет. Он не тащит из заграницы черенки в мокрых тряпочках, не собирает семена в фунтики, не проращивает их под стеклом. Он уже не заглядывает в цветочные магазины и не приносит домой растения в горшках: всё равно ставить некуда. Теперь он уже точно знает, что будет жить у него на кухне, даже если месяц не поливать, и на что не стоит тратиться, ибо всё равно сдохнет. Пресыщенный цветовод уже раздал свою коллекцию узамбарских фиалок, потому что надоели, и переключился на дачные многолетники, поскольку там простора больше. Он продолжает изредка подкармливать и пересаживать своих питомцев, но уже безо всякого энтузиазма. Теперь ему скучно. Цветы больше не занимают его воображения. Его болезнь перешла в стадию стойкой ремиссии.
Единственное время, когда его глаза снова загораются счастливым маньяцким огнём, - это когда в гости заходит начинающий цветовод в острой стадии. Больной с острым процессом долго присматривается к растопыренному на окне циперусу, к протянутым под потолком плетям сциндапсуса, к свисающим гроздьям хойи красивой и робко спрашивает: «нет ли случайно в хозяйстве другой хойи? Давно хочется». Слыша пароль, хозяин не верит своим ушам и даёт отзыв: «Хойя мясистая! Есть!». Он снова чувствует себя увлечённым. Он с гордостью демонстрирует своё хозяйство. Родные и близкие гостя с ужасом смотрят на священнодейство отщипывания черенков и завёртывания в тряпочку – чтобы не помялись. Они не поймут счастья возиться с этим добром. Они вообще не понимают, зачем дома столько цветов. На этот вопрос хитрые больные придумали уже много ответов. Кто-то говорит, что это украшает интерьер. Кто-то радуется тому, что дома всегда есть зелень. Кто-то видит в цветах возможность заботиться о живых существах. Кто-то реализует на подоконниках свою крестьянскую тягу к земле. Иные утверждают, что цветы помогают им сэкономить на походах к психотерапевту. Иные провозглашают, что это единственный доступный им вид творчества. А на самом-то деле – это просто болезнь. Хроническое расстройство психики. Неопасное. Сродни мании собирательства, сродни зверолюбию, сродни художеству и хвастовству, сумасшествию и поэзии. Но тех, кто поливает наши сто экземпляров в наше отсутствие, всё-таки стоит пожалеть. Особенно в тот момент, когда мы, возвращаясь из командировки, обнаруживаем, что он всё-таки залил, загубил единственный и горячо любимый экземпляр какой-нибудь алоказии амазонской.
Ирина Лукьянова «Арбат престиж», май 2006 LIFESTYLE ФЛОРА
Стр266-267
Болезнь начиналась с небольшого: с желания украсить голые подоконники квартиры, расцветить живой зеленью открывающийся за окнами пейзаж Москвы. Один цветочек куплен в магазине, другой - у бабушки возле метро, третий взят ещё череночком у соседей, четвёртый принесён в букете и внезапно пустил корни в вазе… постепенно они заполонили все подоконники. Они требовали ухода и внимания. Так болезнь стала запущенной - ну как насморк вдруг переходит в воспаление лёгких. На этой стадии был совершён решительный шаг: куплен справочник по комнатным растениям известного всем цветочным маньякам авторитета – доктора Д.Г.Хессайона. Доктор делает страшное дело: превращает цветовода в коллекционера. Цветовод, ранее лелеявший свои растения как домашних животных, начинает рассматривать их как предметы вожделения. Раньше он просто любил смотреть, как из семян прорастают листочки, набирают бутоны. Теперь он начинает их классифицировать и намечать новые объекты для приобретения под лозунгом «хочу такую». И «такие» незамедлительно приобретаются.
Вскоре у цветовода накапливается достаточно познаний для того, чтобы обсуждать с коллегами по психопатологии частоту цветения пеперомий, выяснять опытным путём, может ли выжить колокольчик равнолистный на окне, выходящем на северную сторону (не может), и обмениваться листиками особенно красивой глоксинии. Продвинутый цветовод даже знает, что глоксинию на самом деле надо звать синнингией, сциндапсус – эпипренумом, и понимает, чем отличается юстиция Бранже от белопероне капельной (ничем, это одно и то же). В конце концов, продвинутый цветовод превращается в пресыщенного. Он оставляет попытки вырастить у себя селагинеллу, которая под банкой плесневеет, а без банки сохнет. Он не тащит из заграницы черенки в мокрых тряпочках, не собирает семена в фунтики, не проращивает их под стеклом. Он уже не заглядывает в цветочные магазины и не приносит домой растения в горшках: всё равно ставить некуда. Теперь он уже точно знает, что будет жить у него на кухне, даже если месяц не поливать, и на что не стоит тратиться, ибо всё равно сдохнет. Пресыщенный цветовод уже раздал свою коллекцию узамбарских фиалок, потому что надоели, и переключился на дачные многолетники, поскольку там простора больше. Он продолжает изредка подкармливать и пересаживать своих питомцев, но уже безо всякого энтузиазма. Теперь ему скучно. Цветы больше не занимают его воображения. Его болезнь перешла в стадию стойкой ремиссии.
Единственное время, когда его глаза снова загораются счастливым маньяцким огнём, - это когда в гости заходит начинающий цветовод в острой стадии. Больной с острым процессом долго присматривается к растопыренному на окне циперусу, к протянутым под потолком плетям сциндапсуса, к свисающим гроздьям хойи красивой и робко спрашивает: «нет ли случайно в хозяйстве другой хойи? Давно хочется». Слыша пароль, хозяин не верит своим ушам и даёт отзыв: «Хойя мясистая! Есть!». Он снова чувствует себя увлечённым. Он с гордостью демонстрирует своё хозяйство. Родные и близкие гостя с ужасом смотрят на священнодейство отщипывания черенков и завёртывания в тряпочку – чтобы не помялись. Они не поймут счастья возиться с этим добром. Они вообще не понимают, зачем дома столько цветов. На этот вопрос хитрые больные придумали уже много ответов. Кто-то говорит, что это украшает интерьер. Кто-то радуется тому, что дома всегда есть зелень. Кто-то видит в цветах возможность заботиться о живых существах. Кто-то реализует на подоконниках свою крестьянскую тягу к земле. Иные утверждают, что цветы помогают им сэкономить на походах к психотерапевту. Иные провозглашают, что это единственный доступный им вид творчества. А на самом-то деле – это просто болезнь. Хроническое расстройство психики. Неопасное. Сродни мании собирательства, сродни зверолюбию, сродни художеству и хвастовству, сумасшествию и поэзии. Но тех, кто поливает наши сто экземпляров в наше отсутствие, всё-таки стоит пожалеть. Особенно в тот момент, когда мы, возвращаясь из командировки, обнаруживаем, что он всё-таки залил, загубил единственный и горячо любимый экземпляр какой-нибудь алоказии амазонской.
Ирина Лукьянова «Арбат престиж», май 2006 LIFESTYLE ФЛОРА
Стр266-267